В начале XX в. русский генерал В.П. Михневич, характеризуя развитие военного дела на тот момент времени, писал: «на наших глазах с введением пара, электричества, значительного усовершенствования огнестрельного оружия и многих вспомогательных технических изобретений, обстановка на войне и способы ведения ее настолько изменились, что опасно было бы руководствоваться при решении современных вопросов войны даже способами и приемами, которых держался Наполеон». Эти слова сохранили актуальность и до наших дней – сегодня передовые достижения научно-технического прогресса активно и быстро интегрируются в тактические схемы вооруженных сил.

Фактически, отправной точкой в развитии военного дела становятся инновации, производимые отдельными выдающимися учеными или исследовательскими коллективами подчас без оценки потенциала их военного применения (скажем, до использования в огнестрельном оружии порох с успехом применялся в медицинских целях). Эти нововведения создают преимущества в области технологии вооружений, их промышленного производства, разведки или политической пропаганды для кого-либо из участников системы международных отношений. В результате, более передовые государства за счет таких достижений стремятся улучшить собственное положение на международной арене или пересмотреть основы системы межгосударственного взаимодействия в выгодную для себя сторону (вероятно, так и возникли крупнейшие колониальные империи). Соответственно, применение этих инноваций на практике часто ведет к политическим кризисам и конфликтам – ведь хотя часть субъектов международных отношений принимает верховенство нового лидера, так поступают не все, поэтому в высокой степенью вероятности возникает противостояние, которое, в свою очередь, способствует усвоению конкурентных преимуществ противника странами-реципиентами. Так возникает новый «баланс сил» за счет паритета в технологиях.

Часто можно услышать мнение, что данная схема в наибольшей степени свойственна индустриальным обществам, которые (в отличие от аграрных) обладают более широкими возможностями международной коммуникации и ярко выраженным технологическим неравенством. Скажем, характерен пример Р. Оппенгеймера, являвшегося научным руководителем американской программы по созданию атомной бомбы («проект Манхэттен»). В условиях Второй мировой войны необходимость создания оружия массового поражения для разгрома нацизма казалось очевидной, однако с окончанием этого конфликта данная инновация спровоцировала «гонку вооружений», способствовавшую дестабилизации системы международных отношений. Тем не менее, можно предположить, что и до середины XX в. описанная модель встречалась в военно-политических процессах, влияя на степень интенсивности конфликтов.

Скажем, именно так происходило внедрение огнестрельного оружия в арсенал европейских армий. Инертность военной системы, обусловленная спецификой подготовки рыцарской конницы, почти два столетия не позволяла разглядеть преимущества аркебуз и мушкетов. Поначалу многие авторы Нового времени даже надсмехались над этим видом оружия. Однако в битве при Павии 1525 г. между французскими и испанским войсками, последние за счет использования огнестрельного оружия смогли с успехом нивелировать численный перевес противника (см. Рис. 1)

Рис.1 Численность враждующих армий в битве при Павии.

В XVII в. имел место аналогичный эпизод – в сражении при Брейтенфельде между сходными по численности шведско-саксонская армией и войсками Католической лиги, шведы одержали победу за счет более эффективного использования именно огнестрельного оружия (и его большего количества). Потери шведов оказались примерно вдвое меньше, чем у их противника.

В XIX в. также встречались показательные случаи. Скажем, многозарядная винтовка Б.Т. Генри («винчестер»), как ни странно, доказала свою высокую эффективность в битве при Литтл-Бигхорн, когда индейцы сиу и шайенны (вооруженные этими винтовками) разгромили отряд американского полковника Дж. Кастера, чьи солдаты имели на вооружение однозарядные карабины «Спрингфилд» и «Шарпс».

Вообще, с началом 2-й технологической революции (с середины XIX в.) стремление «великих держав» Европы использовать свои военно-технические преимущества для расширения территории, улучшения международного положения или преодоления внутренних кризисов (показателен пример франко-прусской войны 1870 – 1871 гг.) возрастает (см. Рис. 2).

Рис. 2. Количество лет, проведенных в войнах, в период 2-й технологической революции (1842 – 1918 гг.)

Как видно из приведенных данных, наибольшую активность в области «бряцания оружием» проявили Франция, Англия и Россия, наименьшую – Австрия.

Для понимания сущности этих данных, стоит вспомнить, что, по мнению К. фон Клаузевица, развитие военных технологий должно вести к снижению вовлеченности общества в боевые действия и минимизировать их негативные последствия. Логика немецкого теоретика понятна – вооруженные силы разных стран мира на протяжении мировой истории демонстрировали стремление к уменьшению своей численности (и повышению таким способом профессионализма солдат), сокращению продолжительности конфликтов (чтобы минимизировать людские и финансовые потери) и т.д.

Полагаем, что оценить в какой степени ситуация в исследуемый период совпадала с изложенной в работе «О войне» точкой зрения можно только с опорой на методологический аппарат квантитативной истории, которую принято называть «клиометрикой». Суть этого подхода (разработанного Р.У. Фогелем, С. Энгерманом и Д. Нортом) сводится к ориентации на применение количественных методов. Фактически, достоверность реконструкции прошлого обеспечивается опорой на систематизированные из разных источников математически измеряемые данные – это должно позволить нивелировать эмоциональные оценки событий, даваемые в материалах личного характера, а также сравнивать разные страны и эпохи по конкретным индикаторам.

Отсюда, понятие «вовлеченность в конфликт», вероятно, имеет смысл измерять по двум ключевым параметрам – доле мобилизованного в армию населения страны и проценту потерь. Эти показатели (при рассмотрении в динамике) позволят понять, насколько высока была интенсивность (или ожесточенность) боевых действий, а также большое значение конфликту придавалось в обществе.

Обратим внимание, к примеру, на события Крымской (Восточной) войны 1853 – 1856 гг., не только являвшейся одним из крупнейших столкновений между армиями «великих держав» в XIX в., но и, как часто считается, показавшей разницу в эффективности армий стран разного технологического уровня (см. Табл. 1).

Табл. 1. Клиометрика Крымской войны

Страны-участницы	Численность населения	Численность войск	Людские потери	Доля погибших	Доля мобилизованных
Франция	36 070 000	309 268	137 183	44,36%	0,86%
Российская Империя	71 775 200	1 397 178	223 949	16,03%	1,95%
Османская империя	35 000 000	165 000	45 300	27,45%	0,47%
Англия	21 350 000	97 864	40 855	41,75%	0,46%

Из приведенной таблицы видно, что Россия, вынужденная сражаться с целой коалицией, по показателю доли мобилизованных занимает лидирующее положение – при этом процент потерь от общего числа войск у нее наименьший. То есть, поражение в данном конфликте, видимо, имело под собой не чисто военные, а иные причины – социально-политического или экономического свойства. Военно-техническое же превосходство милитаристской Франции Наполеона III (боевые корабли на паровой тяге, нарезное огнестрельное оружие и т.д.), на которое принято ссылаться при объяснении причин поражения Российской Империи, на тот момент не дало ей заметного преимущества – ведь процент потерь во французских войсках был максимальным из стран-участниц войны.

Интересные данные можно получить и при анализе Франко-прусской войны 1870 – 1871 гг. (см. Табл. 2).

Табл. 2. Клиометрика Франко-прусской войны

Страны-участницы	Численность населения	Численность войск	Людские потери	Доля погибших	Доля мобилизованных
Франция	38 440 000	2 000 740	756 285	37,80%	5,20%
Германия	39 231 000	1 494 412	144 642	9,68%	3,81%

При сравнении с Крымской войной сразу же бросается в глаза большая вовлеченность населения в конфликт, если оценивать исключительно по доле мобилизованных. Однако, несмотря на сравнительный паритет в используемых противниками военных технологиях, доля погибших французов оказалась меньше, чем при конфликте с Россией. Эта ситуация, в какой-то мере, согласуется с идеями К. фон Клаузевица, поскольку использование новейших средств вооружения может вести к уменьшению безвозвратных потерь, и выводу солдат противника из строя без их убийства.

Однако самый масштабный материал для анализа, без сомнения, дала Первая мировая война (см. Табл. 3), которой предшествовало несколько своеобразных «гонок вооружений». К примеру, можно вспомнить про перевооружение русской армии под руководством военного министра Д.А. Милютина, которое превратилось в «ружейную драму». Суть проблемы состояла в том, что из-за интенсивного развития стрелкового оружия на Западе в период с 1866 по 1870 гг. русская армия, чтобы не отставать от потенциальных противников, поочередно приняла на вооружение 5 разных типов иностранных винтовок. В начале XX в. ситуация повторилась в области морских вооружений, что в Европе получило название «дредноутной лихорадки».

Табл. 3. Клиометрика Первой мировой войны

Страны-участницы	Численность населения	Численность войск	Людские потери	Доля погибших	Доля мобилизованных
Россия	166 650 000	12 000 000	1 811 000	15,09%	7,20%
Франция	41 224 000	8 660 000	1 327 000	15,32%	21,01%
Англия	44 916 000	8 840 000	715 000	8,09%	19,68%
Германия	62 884 000	13 250 000	2 037 000	15,27%	21,07%
Турция	15 000 000	3 000 000	804 000	26,80%	20,00%
Австрия	6 614 000	2 300 000	1 100 000	47,83%	34,77%

Приведенные данные одновременно согласуются и противоречат тезису К. фон Клаузевица. Если сравнить долю погибших французов в Первой мировой войне с предшествующими конфликтами, то видно постепенное снижение данного показателя (в Крымской войне – 44,36%, во Франко-прусской войне – 37,8%, в Первой мировой войне – 15,32%). Российская империя, Англия и Турция также показывают прогресс (пусть и в разной степени) в данном отношении – по сравнению с Крымской войной доля погибших в этих армиях снизилась. А вот в немецкой армии процент людских потерь вырос по сравнению с франко-прусской войной – причем весьма заметно (почти в 2 раза). В принципе, высокий процент потерь держав Четверного союза может быть обусловлен их поражением, но тогда определенное статистическое несоответствие демонстрирует Российская Империя.

С одной стороны, сравнительно низкий показатель доли мобилизованных в России легко объясним тем, что далеко не все регионы империи принимали участие в формировании состава вооруженных сил – к примеру, в Туркестане массовая мобилизация так и не была проведена. Но вот процент потерь (15,09%) вызывает вопросы в том смысле, что аналогичные цифры по данному индикатору можно увидеть и у победительницы Франции, и у проигравшей Германии. И в целом, Россия по этому показателю не выбивалась из ряда других стран-участниц конфликта – однако в 1917 г. именно в России начинается эскалация революционного процесса на фоне «усталости» населения от тягот войны. То есть, фактически, проблема заключалась не в самой по себе степени вовлеченности страны в конфликт (она не была выдающейся по сравнению с другими державами), а в субъективном восприятии этой степени вовлеченности на социально-психологическом уровне.

И, как ни странно, этот факт является важным подтверждением тезиса К. фон Клаузевица. Если развитие военных технологий действительно ведет к постепенному снижению интенсивности вооруженных конфликтов (даже при росте их масштаба – как это было на рубеже XIX – XX вв.), то сопоставимые в разных войнах людские потери, с течением времени, будут восприниматься как девиация, а не норма. Трагедия Первой мировой, в этом ключе, заключалась не только в количестве убитых и раненых на фронте, а в предшествовавшем этой войне массовом распространении пацифистских идей в европейских странах. Отсюда, авторитет армии и государства в глазах гражданского населения зависит не от объективной способности этих институтов минимизировать потери в сравнении с предшествующими конфликтами (на что, чаще всего, и направлены основные усилия генералитета и правительства), а в субъективном отношении к самому факту потерь. А значит, даже небольшая по интенсивности война может привести к весьма печальным социальным последствиям.

Литература

1. Бочарников И.В., Лемешев С.В., Люткене Г.В. Современные концепции войн и практика военного строительства. М.: Экон-информ, 2013.
2. Зайончковский А.М. Восточная война 1853 – 1856. СПб: Полигон, 2002
3. Иванов А.А. Введение в мировую историю: учебник. М.: Флинта, 2018.
4. Михневич Н.П. Стратегия. Книга II. СПб, 1910.
5. фон Клаузевиц К. О войне. М.: АСТ, 2009.
6. Evans D. The First World War. London: Hodder Arnold, 2004.

Мария Васильева 

Теги: оценки , конкурс А.Е.Снесарева