• значимые проблемы должны обсуждаться с участием чиновников всех уровней и не могут решаться меньшинством;
• информацию о сложившейся ситуации необходимо обнародовать до при­нятия решения и сделать возможным обмен мнениями по проблеме;
• решения должны приниматься только на официальных заседаниях и одобряться большинством участников.

При этом далеко не каждое профильное министерство, даже обладающее широким штатом экспертов, может быть до­пущено к выработке стратегии политических действий. В частности, еще со времен доминирования Гоминьдана в Китае укоренилась традиция, согласно которой Мини­стерство иностранных дел должно исполнять в основном протокольные функ­ции и воплощать в жизнь внешнеполитические подходы, выработанные совер­шенно иными органами. Нечто похожее наблюдается и в современной КНР – МИД вступает отнюдь не инициатором, а лишь исполнителем внешнеполити­ческих действий. Это ведом­ство .многие политики считают едва ли не главным оплотом консерватизма и даже реакционности в стране, поэтому полагаться на суждения его сотрудников считается не самым эффективным выходом из кри­зисных ситуаций. Сходным образом, в последние годы заметно снижается и роль иных си­ловых структур – например, Народно-освободительной армии. Сходным образом, хотя ключевую роль в принятии решений по вопросам внешней безопасности формально играет Постоянный комитет Политбюро КПК [4],в реальности же эта задача чаще перекладывается на экспертные группы. Даже разведывательные службы в Китае подчас не считаются источником объективной информации – большим доверием у политиков пользуются независимые специалисты из состава академического со­общества.

Как правило, представители научной элиты привлекаются при составлении отчетов для правительственных и партийных структур - причем как регулярных, так и заказных. Первый тип документов посвящен описанию актуальных событий в сфере ответственности конкретного НИИ; отчеты второго типа составляются по прямому распоряжению курирующего органа в связи с острой необходимостью. Казалось бы, этот механизм не только не отличается от политической практики страна Запада, но и должен вести к замедлению скорости реагирования государ­ства на возникающие кризисные тенденции - ведь составление отчетов, ознакомление с ними высших руководителей (нередко не желающих нести персональную ответственность за принятые решения) и коллективное обсуждение подобных материалов в теории способствует торможению процессов принятия решений. Дело в том, что описанная схема дополняется в КНР системой неформального взаимодействия гражданских аналитиков с госаппаратом на базе личных связей. Имея возможность сообщать политикам необ­ходимые сведения, требующие незамедлительной реакции, через штат их лич­ных помощников и секретарей, сотрудники китайских "мозговых центров" смогли многократно со­кратить сроки принятия решений, и с течением времени данный механизм даже был институциона­лизирован: 

Это обстоятельство позволяет по-новому взглянуть на политические процессы, имеющие место в Китае в XXI веке. В частности, внимание экспертов привлекла появившаяся в стране система «социального кредита», основанная на предоставлении гражданам определенного объема прав на основании совершения общественно одобряемых или порицаемых действий, контроль за которыми осуществляют государственные органы через цифровые устройства и сервисы. К 2020 году в КНР функционировало более 626 миллионов видеокамер, фиксирующих нарушения закона, а жители страны получали личный рейтинг от D до A+++.

Это заставило ученых и правозащитников заговорить об установлении в КНР системы «цифрового тоталитаризма», когда государство полностью контролирует частную жизнь отдельно взятой личности. С учетом заметного возрастания политического влияния и авторитета Си Цзиньпина в сравнении с его предшественниками на посту лидера Коммунистической партии, установление тоталитарной диктатуры может казаться вполне вероятным. С одной стороны, в этих опасениях есть доля истины, поскольку сбор персональной информации, справедливо оправдываемый необходимостью борьбы с преступностью или экстремизмом, может стать инструментом борьбы и с инакомыслием. С другой стороны, рассмотрение "социального кредита" через призму сложившейся в Китае системы принятия решений дает основание полагать, что говорить о построении классического "тоталитарного" режима можно с очень большим набором оговорок.

Во-первых, следует учитывать, что для перехода от авторитаризма к тоталитаризму сбор персональных данных граждан партийно-государственными органами должен являться не целью, а средством контроля над обществом, то есть поступающие сведения должны способствовать корректировке правительственного курса. Однако китайской модели принятия решений свойственно не столько внимание к фактам, сколько рассмотрение «картины в целом» – гла­венствующую роль играет именно наблюдение за глобальными процессами, а не рассмотрение конкретных ситуаций. Это ярко проявилось в неудачных попытках создания единого центра сбора и обработки агентурных сведе­ний, предпринятых в 2000-х годах - собранная информация не пользовались доверием чиновников, к тому же оказалось, что в КНР знание теории международных отношений и политической глобалистики имеет существенно большее значение для формирования государственного курса, чем донесения секретных агентов и дипломатических ра­ботников. Весьма вероятно, что собранные о гражданах сведения будут попросту игнорироваться чиновниками, не говоря уже о представителях экспертного сообщества, которые часто и играют ключевую роль в принятии политических решений в стране.

Во-вторых, исторический опыт показывает, что установление тоталитарной диктатуры сопряжено со значительным объемом издержек для органов государственгой власти. Любопытен в этой связи опыт Министерства государственной безопас­ности ГДР («Штази»), долгое время считавшегося одной из самых эффектив­ных спецслужб в истории Европы. После раскрытия министерских архивов специалистам удалось установить, что за 40 лет работы его штатными и внештатными сотрудниками был проведен 1 миллион наблюде­ний, составлено 6 миллионов досье, собрано 1,4 миллиона фотографий, 31000 аудиозаписей и 3000 видеозаписей. Если учесть, что на это потребова­лись услуги почти 7 миллионов агентов, а в некоторые периоды истории Восточ­ной Германии, на каждые 166 граждан приходилось по 1 агенту спецслужб, то конечный эффект от их работы можно считать весьма скромным. Фактически, функционирование системы "социального рейтинга" возможно только при условии, что выгоды от нее превышают затраты, а ВВП КНР в 2020 году, между тем, снизился на 6,8% на фоне пандемии COVID-19. Если подобное падение продолжится, крах цифрового прото-тоталитаризма можно считать крайне вероятным.

В-третьих, используемые для контроля частной жизни граждан технические средства отличаются несовершенством. Например, камеры, оборудованные системой распознавания лиц, как и любой измерительный инструмент имеют (пусть и небольшую) погрешность (приблизительно 0,0001). Хотя этот показателя кажется мизерным, с учетом численности населения Поднебесной количество ежедневных ошибок при изменении рейтинговых показателей должно быть огромным. А каждая такая ошибка обернется издежками для правоохранительных и судебных органов, вынужденных тратить силы и времени сотрудников на рассмотрение жалоб граждан.

Наконец, необходимо помнить, что практически любое действие государства, связанное с установлением запретов или усилением административного контроля, как правило, создает противоположный эффект - для такого рода ситуаций в политэкономии часто используется введенный в научный оборот немецким экономистом Х. Зибертом термин «эффект кобры». К примеру, нормативный запрет на распространение какого-либо произведения культуры – например, книги – часто вызывает повышенный интерес к этому произведению, поэтому оно становится доступным большему числу адресатов, чем было до запрета. Так что при введении государством в действие каких-либо нормативов, регламентов, ограничений первичной реакцией индивидов становится не соблюдение этих норм, а поиск способа их обойти наиболее выгодным путем. Применительно к системе "социального кредита" это означает, что ее существование обусловлено наличием спроса на инструменты государственного контроля со стороны общества. Однако при появлении у китайских граждан спроса на обеспечение сохранности персональных данных, скорее всего, в ближайшем будущем могут появиться технологии, обеспечивающие защиту от средств слежения за частной жизнью людей.

Перечисленные факторы дают основание полагать, что "социализм с китайской спецификой" все же не до конца укладывается в категории западной политологии, поэтому переход к условному "тоталитаризму" в КНР отнюдь не предрешен и формирующаяся система, весьма вероятно, в своем окончательном виде будет далека от описанных Х. Арендт или Р. Ароном диктатур.

[1] Журбей Е.В. Роль «мозговых центров» во внешнеполитическом процессе Китайской Народной Республики и Тайваня: общее и особенное. // Вестник Бурятского государственного университета. 2013. №8. С. 86.

[2] Монкевич В. Крадущийся медведь, затаившийся дракон. // Бизнес-журнал. 2014. №6. С. 19.

[3] Zhang Deyou, Li Tao. Reflection on the Construction of the Leadership Responsibility System. // Political Science Studies. 2009. №4. P. 20

[4] Bush R. The Perils of Proximity: China – Japan Security Relations. Washington: Brookings Institution Press, 2011. P. 125.

[5] Габуев А.Т. Сделано потише. // Коммерсантъ-Власть. 2012. №39. С. 20.